Президент итальянской винодельческой компании Vini di Gaja Анджело Гайя вывел семейный бизнес на глобальный уровень и обогатил рынок многими инновациями, сохранив многовековые традиции
Текст ФИЛИПП ЧАПКОВСКИЙ
Мы искусственно ограничиваем объем производства. У нас 100 гектаров виноградников, но мы производим всего 350 тыс. бутылок в год. Мы придерживаемся этого объема последние 20 лет. Есть большой соблазн расти дальше, но мы себе этого не позволяем. Потому что я знаю: это максимальный объем производства, при котором лично я могу гарантировать качество продукта
История винокурни Gaja начинается в середине XIX века – в 1856 году семья открыла маленькую таверну в Пьемонте, где, помимо прочего, подавались вина собственного производства. Но лишь после того, как за семейный бизнес взялся (в 1961 году) молодой Анджело, марка Gaja стала всемирно известной. И это весьма элитная марка – бутылка Barbaresco Gaja стоит в Москве не меньше $600. Как руководить традиционным бизнесом в XXI веке, в условиях глобализации? Об этом мы побеседовали с сеньором Гайей во время его краткосрочного визита в Москву.
— Чем винодельческий бизнес отличается от любого другого? Какие тут особенности?
— Я ремесленник, и это многое во мне определяет. Все-таки в промышленности нужно много народу. Если ты глава крупной компании, ты не можешь уследить за всем, что происходит, за каждое направление отвечают разные люди, а тебе важен результат. Мой «ремесленный», как я его называю, бизнес – маленький, и все, до мелких деталей, я контролирую сам. Конечно, у меня есть сотрудники, но мы работаем вместе. И главное – нас всех объединяет страсть к нашему делу, гордость за наш продукт. Наша главная цель – не деньги, а именно бренд. Мы бережем наше прошлое.
— То есть ваша компания не могла бы стать публичной?
— Моя – точно нет. Это было бы катастрофой. Все немедленно поставят на поток. А в нашем деле цифры – не самое важное.
— Каковы объемы вашего производства?
— Мы искусственно ограничиваем объем производства. У нас 100 гектаров виноградников, но мы производим всего 350 тыс. бутылок в год. Мы придерживаемся этого объема последние 20 лет. Есть большой соблазн расти дальше, но мы себе этого не позволяем. Потому что я знаю: это максимальный объем производства, при котором лично я могу гарантировать качество продукта.
— Виноделие – это прежде всего традиции. Возможны ли здесь инновации?
— В нашем деле многие протестуют против инноваций. Но я с ними не согласен. Надо пытаться использовать технологические достижения даже в производстве традиционного продукта. Если продукция только вы-играет – почему нет? Конечно, любые новшества следует вводить с большой аккуратностью, чтобы ничего не испортить. Я был одним из первых виноделов, осмелившихся на инновации. Еще в 1970-х мы, например, стали дезинфицировать все сосуды паром. Раньше это делалось водой, что не обеспечивало полной стерильности.
— Как на вашу сферу деятельности повлиял кризис?
— Я всегда считал, что рынком нужно управлять, и кризис для меня – лишнее тому подтверждение. Если же говорить о вине, то сейчас у людей меньше денег, и они даже на повседневных продуктах экономят, а уж на таком люксовом продукте, как наш, и подав-но. Но это в каком-то смысле даже хорошо. Отсеивается часть производителей – остаются самые стоящие.
— Что важно для человека, затевающего винодельческий бизнес?
— Если занимаешься пищевыми продуктами, нужно знать их историю, способ производства, основные характеристики, чем твой продукт принципиально отличается от других. Потом надо уметь не только производить, но и продавать. Следовательно, надо хорошо понимать положение продукта на рынке, ясно представлять себе, кто твой потенциальный покупатель. В моем деле крайне важна этикетка. По ней тебя запоминают. Еще, конечно, важно сформировать хорошую команду. Нужно уметь вдохновлять людей, у каждого должно быть очень личное чувство к продукту. Конечно, есть свои хитрости в маркетинге. Например, мы заметили тенденцию: у владельцев яхт вошли в моду собственные винные погреба на яхте. Это большая ниша – надо вовремя ее занять.
— Как получилось, что ваше вино попало в категорию элитных?
— Ну, во-первых, повезло с виноградом. Только у нас в Пьемонте растет этот сорт – nebbiolo («туманный»), а выращивают его уже 800 лет. И сработало мнение экспертов, сомелье. Нас давно знают, у нас общепризнанное качество. Мы тесно работаем с ресторанами. Ведь рестораны тоже диктуют моду на вино.
— А брендинг?
— Да, разумеется. Тут снова повезло:
у меня короткая фамилия, хорошо помещается на этикетке и вообще удобна для брендирования.
— Кто ваш основной потребитель?
— Весьма обеспеченные люди. Но важно и другое. В элитных винах, как и в остальных, можно выделить два основных типа. Вина самоценные, с насыщенным вкусом – они интересны сами по себе, но к столу не годятся. И вина, сопровождающие трапезу. Тут требуется особая тонкость. Ведь вино должно не только не помешать вкусу блюда, но как-то дополнить его, причем без ущерба для собственного вкуса. Наше вино как раз такое. И те, кто понимает, что трапеза выигрывает от хорошего вина, – наши клиенты.
— Вкусы потребителей меняются со временем?
— Как ни странно, да. Например, сейчас мода на сладкое вино – это все из-за кока-колы. Многие шеф-повара стараются делать уклон в сладкое. Но это лишь мода. К тому же молодежная.
С возрастом у человека вообще, как мне кажется, появляется тяга к аутентичному, простому, основательному. Вино – не исключение.